Пусть фото здесь побудут

 Бильбао прекрасен какой-то особой красотой - ничего не ожидала, ничего заранее (ну, кроме Гуггенхайма, конечно) не видела, и поэтому город проступал как и положено ему проступать: уровнями, разнообразием архитектурных пластов (кроме самого старого, наверное, его просто практически не осталось, а неясное баскское так и осталось непроявленным, но так оно и должно быть. Были куски путешествия совершенно правильные - то есть, похожие на сон, особенно в Португалете и вообще у моря-окияна. Город какой-то интуитивно приятный, хотя и требует физической формы. Так и будем теперь, насколько понимаю, кататься по местам, где нашли пристанище наши многочисленные друзья. Вот, съездили в Берлин, потом в Сербию, теперь в Бильбао (задели еше и Вену, но там все сложнее и холоднее - это не про друзей, некоторые из них - прямо чувствуется - came from the cold for a short while, и хочется их обнять, и не хочется туда ехать).

От нашего стола в наш же стол (часть 2)

Ну и к истории.

Академическая моя карьера не задалась с самого начала. Когда я поступила в университет на венгерское отделение в 1990 году, никаких мыслей об академической жизни у меня не было вообще. Были какие-то абстрактные мечты. Например, выучить много языков. Тут надо пояснить, что изначально я вообще хотела идти на скандинавские языки, так как у меня еще был жив «детский» шведский, которого я поднабралась во время поездки в рамках проекта Peace Quest (отдельная большая и крайне интересная история, связанная с условно народной дипломатией второй половины восьмидесятых, а также МИДами, ООН и прочими персонажами, не буду отвлекаться, хотя заманчиво), в последнем классе школы я участвовала в городской олимпиаде по литературе (и заняла первое место, кстати) с работой о мотивах скандинавской мифологии в романе «Кристин, дочь Лавранса», но там был нужен такой густой блат, что я со своей серебряной медалью и прекрасными, но просто уверенными в моих способностях родителями особых шансов не имела; они (родители) даже не отразили, как мне кажется, что я по-настоящему готовилась к поступлению – самостоятельно купила на заработанные уроками английского в детском саду и частно абонемент по истории и литературе, там, между прочим, Борис Валентинович Аверин про Блока и Серебряный век читал хорошо, помню до сих пор, и заплатила за четыре занятия (аж 28 рублей, по 7 рублей за занятие!) Тамаре Ивановне Матюшкиной-Герке, к ней я попала по наводке веселых – так мне тогда казалось – завсегдатаек сходок в Доме дружбы Людмилы Чахоян и Татьяны Кузьмичевой, я там в старших классах вела конкурс про Шотландию, они приняли во мне участие, так как знали, что я довольно бойко говорю по-английски, но чтобы пройти экзамен на филфаке, надо было знать некоторые секреты, которые там любили спрашивать, то были вещи совершенно академического свойства, и даже я, со своим свободным английским, особенно после лета в США, с ходу бы не ответила; насколько помню, хранительницы врат и затейницы любили поинтересоваться, какой временной конструкцией в английском переводится на английский конструкция типа «рыба жарится» и погонять по типам условных предложений – так человек, не «причастный», не посещавший специального репетитора, сразу отсекался. Вторым вариантом был китайский. Я выписывала (господи, откуда я знала, что это надо было тогда выписывать – точно не от родителей, хотя папа мог интересоваться, ой, да, я же участвовала в химических олимпиадах, вот почему, кажется, первую подписку я даже получила в награду за второе место на районной олимпиаде, вот почему! И куда девались все, буквально все мои знания по химии?) журнал «Химия и жизнь», где в конце восьмидесятых печаталась куча всего интересного, в том числе курс китайского (блин, я даже обложки помню), и я старательно выводила иероглифы: нюй жень е ши жень… Но востфак казался вообще чем-то недостижимым, и я, по совету маминого друга и учителя (он преподавал у нее в Герцена английский), в хорошем (а иногда и не очень) смысле безумного Сергея Григорьевича Халипова (он умер в 2011 году, про него можно много любопытного прочитать – вся умственная энергия ушла у него в живые языки, о том, что касается теории и истории, у Халипова были местами очень странные представления, как бы ненаучные, но он искренне и горячо любил любые языки, а мне венгерский порекомендовал на переходе через Менделеевскую со словами: «Выбери венгерский, он такой интересный, в любом другом языке тебе при переходе улицы крикнут «Осторожно» или «Внимание», то есть существительное будет или наречие, а в венгерском будет глагол в повелительном наклонении Видяз (Vigyázz – можно же сегодня приплести сюда дурной символизм, типа, Ксана, будь осторожна).

Такая работа

 Едем с работы (7 пациентов, 5,5 часов практически непрерывного перевода, есть люди в крайних состояниях, психозы, расстройства личности и т.д.), моя principal и начальница, невероятного опыта и кругозора психиатр будапештской школы из старой гвардии рассказывает, как ездила в свое время с одним европейским фондом психического здоровья в Кению, Уганду и Молдову - в последней в девяностые система психиатрической помощи была на уровне примерно Средних веков с привязыванием пациентов и единственно доступным препаратом - галоперидолом: после экскурсии по клинике заведующий, пожилой, многоопытный печальный психиатр предложил дамам (вторая дама была как раз администратор фонда, рафинированная датчанка чуть ли не королевских кровей) свое главное лекарство - бутылку водки из ящика в кабинете. Понимающая венгерская психиатр пригубила, похвалила водку, а вот датчанка после увиденного в палатах упала в обморок, была госпитализирована с травматическим расстройством, провела несколько месяцев в больнице, после чего покинула психиатрическое поприще...

Вместо переводов в стол пусть будут тексты в стол - от нашего стола к вашему столу (часть 1)

Попытки разобраться в себе и хотя бы чуть-чуть понять, до какой степени происходящее со мной сегодня и происходившее вчера обусловлено внешними/внутренними обстоятельствами, а также постоянные подталкивания в снах (давай-давай, пора уже) буквально вытолкнули к столу и «бумаге».

Понятно, что описываемые мною факты и процессы настолько же объективны (ну, факты есть объективные, другое дело, как их интерпретировать), насколько и субъективны. В общем, почему я профессионально там, где я есть? Почему, скажем, я не защитила диссертацию (хотя сделала как минимум три подхода)? И зачем вообще это всеJ

Думаю, толчком стали несколько моментов:

во-первых и главных, разговор с одним моим знакомым, ум которого устроен совершенно отлично от моего – не в смысле лучше или хуже, иначе, требует полной осознанности – и обладает свойством не просто стремиться проникнуть в суть вещей и понять, но даже и сетовать, когда это не получается. Так вот, дочь его, готовясь к экзамену по этике выбрала для разбора текст Питирима Сорокина «Социологический прогресс и принцип счастья», и мы оба – сначала мой знакомый в процессе бесед с дочерью перед экзаменом, а потом и я, уже после нашего разговора (который, кстати, был про последний фильм Миядзаки – говорили долго, в целом согласились на том, что прежние фильмы его позволяли понять общую мораль и без знания личного багажа автора, а на этот раз в попытке понять самого себя – не то ли же самое делаю я сейчас – он вдруг стал неинтересным, точнее, слишком непонятным, оставив чересчур много вопросов недоступными для ответа, или же, такое предположение тоже возникло у нас в ходе разговора, не пытается ли автор задать, но в открытую так до конца и не проговорить вопрос, связанный с той самой книгой, по названию которой фильм и называется в японской версии – «Как поживаете?» Ёсино Гэндзабуро, романа взросления, написанного в 1937 г., довольно интересной истории воспитания духа и чувств, книги, оставленной герою/автору (?) умершей матерью, залог вырастания прекрасной личности, написанный мы понимаем когда и мы понимаем на каком историческом фоне, в общем, значит ли это, что сегодняшний, уже уходящий со сцены, исполненный гуманизма и талантов человек есть продукт чудовищной эпохи, и для его появления нужна война, жестокость и т.д., а также является ли осознание героем своей нехорошести залогом понимания «что же стало с Родиной и с нами», и насколько можно в современной Японии рефлексировать на эту тему, и не является ли «непонятность» фильма крайней степенью завуалированности, делающей его почти непроницаемым для внешнего мирового – ну, то есть, мы понимаем, что попугаи – милитаристская Япония, но почему именно попугаи, какова именно функция их короля в контексте фильма, например, ведь незнание тонкостей японской мифологии или личных обстоятельств не мешало нам увидеть смыслы в других фильмах Миядзаки). Но обратно к Сорокину, которого я, конечно, когда-то в университетском, или нет, наверное, позже, уже в аспирантском курсе философии читала, но не помнила, помнила только формулировку «довольная свинья или счастливый дурак» (опа, тут опять возникает Миядзаки и его «Унесенные призраками» с родителями-свиньями). А теперь вот перечитала не отвлеченно, а напрямую применительно к себе. Испытываю ли я счастье периодически? Да, безусловно. Происходящее со мной ведет к уменьшению страданий и увеличению счастья? В личном, узком смысле – да, в профессиональном – нет. То есть, в личном поле прогресс есть, но есть и отмечаемое Сорокиным понимание необходимости дальнейшего совершенствования (в отличие от «довольной свиньи» - уф, мне нравится это словосочетание, «Порой мне кажется, что я – обыкновенная свинья, обыкновенная морская полосатая свинья,» - как пела группа «Сплин»). Короче, надо разбираться.

Второй момент – сон, где мне показали, что надо уже собрать все свои тексты и сделать наконец книгу.

Третий – не момент, а периодически возникающие уколы при слышании/узнавании известий о том, как мои бывшие ученики преуспевают на научных поприщах, защищаются и нападают (не на меня, это я так, для красного словца тсзть).

Разослала очередную порцию предложений по книгам. "Мне не показались интересными эти фрагменты, дорогая Оксана…" Что и требовалось доказать. Посмотрим, когда эти книги выйдут в чужих переводах в других (а то и в этом) местах.

 Но самое интересное во всей этой истории, что в других жанрах (в том же устном, скажем, переводе) у меня вообще нет этих страданий. То есть, я хорошо тренированный бегун, умею держать дистанцию, знаю точно, как снимать тяжелые состояния, как разделять нормальную человеческую эмпатию и профессиональную сторону вопроса. Но, с другой стороны, в этом жанре и не бывает бесплатной работы. Примерно та же история сформировалась за годы преподавания - бывают искренние радости от человеческого совпадения, но в целом я - не пряник, чтобы всем нравится и точно знаю, что сколько стоит. Бывают, конечно, проколы, когда я соглашаюсь на несоответствующий гонорар, но тут, как говорится, и на старуху.

Вопрос: как перенести навык из одной сферы в другую, какие непроработанные личные моменты заставляют меня так переживать по поводу сферы хпвл и как сделать так, чтобы не возникали такие ситуации, как в очередной раз сегодня.

Сказка о потерянном времени

 Важно, наверное, сдержаться. Наверное. Не начать ныть публично в довольно глупой попытке повлиять на  условную ноосферу. Пукнуть во вселенную, так сказать. Потому что это глупость, конечно, все. Триггернуть, как мы знаем, может любая же ерунда. Меня вот триггернула сейчас история с читками венгерской драмы, которые планируются (в контексте того, что происходит, чувствую, не факт что состоятся) этой весной. Обсуждаем, все замечательно. Я радуюсь (до начала войны планировала сделать очередной сборник современной венгерской драмы, отсмотрела кучу спектаклей, прочла много, обсудила с покойной Мари, понятное дело, все застыло, как холодный утиный жир в пластиковом контейнере - хочется именно такое сравнение употребить), а потом, в ответ на вопрос, сколько стоит перевод, получаю незамутненное "а мы заложили 15 тысяч за пьесу". Твою же мать. Сколько всего сделано мною бесплатно, сколько проектов предложено и отвергнуто (самый обидный отказ - предложенная много лет назад издательству ИЛ книжка Фёлдени, которую потом издали ТК (при всей любви, хочется опять же матом ругнуться), отвергнутая со словами "ну, это неинтересно, у нас много книг о меланхолии" (зато теперь она продается на озоне как перевод с румынского, ха-ха). А проект про кинотексты, как мне его жаль. А про дневники. Блядь, сколько всего предложено, и все отвергнуто. Доктор, что со мной не так. И эта чудовищная история с Месеем - исчезнувший издатель (вот тоже странный чувак оказался, хотя звоночки были, но уже позже, в совсем уж лично-семейном общении, и было уже поздно, да, но человек и не обязан быть прелестным в общении, главное, чтобы дело делал). Все эти бесконечные лекции, презентации чужих и своих книжек, искренний энтузиазм с моей стороны. И почти все "за так", безответно, пара приятных отзывов, ряд отвратительных писем от нескольких коллег, искренняя взаимная неприязнь с еще несколькими коллегами. Единственная человеческая история пока - серия с "Весами", но тут тоже все на смешном волоске. А так я живу в пространстве между, теряю социальный (будем честными, и прежде не слишком увесистый) капитал, теряю все, работаю hand to mouth, испытываю, судя по симптомам, которые часто вижу у других в рамках работы, пока еще mild, но депрессию. И война тут, как я тоже хорошо понимаю, тоже не причина, только толчок к ее развитию. Оцепенение, неспособность сосредоточиться на интеллектуальной работе, тоска, нежелание даже переводить уже письменно, постоянные отказы. Жопа, в общем, надо бы движение (ну, я двигаюсь), перемена мест (я меняю), но не помогает. Можно, естественно, возразить мне словами, типа, "а некоторые вообще умерли", но я пока не умерла.

На днях сорвалась, написала одному венгерскому писателю, который меня доставал вопросом "Когда ты меня переведешь?" такое резкое письмо, что человек натурально отшатнулся в испуге, начал извиняться, мол, я не думал.

 Периодические попытки разобраться в себе приводят все к тем же выводам.

Что приносит самую большую радость лично мне? Нахождение вместе с В. Периодически и с А. (теперь еще и с К.). Еще понимаю, что для меня секс (и красивое платье, как в одном из моих любимых, но не слишком политкорректном анекдоте) круче еды:) Интересно, что у А. на первом месте, оказывается, стоит еда. Поразительно, что судьба (хочется надеяться на подольше, но мы не вольны) послала ему человека, для которого общение с миром тоже во много связано с едой, новым опытом, любовью готовить и т.д. И вообще какие-то телесные удовольствия - танец, пение, гулять, запахи, движение вообще, в принципе, и еда, но именно в гурманском смысле, - очень для меня важны. Важно ли удовлетворение работой? Безусловно. Но день с В. или даже одной в собственное распоряжение предпочту дню работы. Значит ли это, что полноценная профессиональная реализация - по крайней мере, в том виде, в каком я это себе представляю - поэтому-то мне и недоступна.

И еще мне по-прежнему интересен вопрос выживания в широком смысле. Мне реально любопытно (почти научно, как, скажем, социологу), на какие средства люди живут и как они их раздобывают. Порой это совершенно непонятно и потому загадочно. Человек, напряженно и настойчиво утаивающий источники своих доходов в личном общении, неизменно вызывает у меня недоверие.

 Давно не было таких периодов, правда. Опять сон: поначалу не очень какой-то комфортный - словно смесь давней поездки с А. в Юрмалу и какого-то дурного видео про то, как "отсталые" советские, семья военного или номенклатурного работника решила поехать на пикник в дюны осенью в плащах и с кастрюльками. Но потом все резко меняется (то есть, этот холодный мокрый и неприветливый приморский лес был каким-то участком перехода), и я уже не зритель, а сама, и где-то уже в совершенно другом месте прихожу в большой светлый дом-поместье. За окнами солнце и лето, в комнате папа и мама спят, папа, приоткрыв глаза, зовет: "Ты заходи, заходи." Я подхожу, целую его в лоб, подсаживаюсь к кровати, не снимая плаща (то есть, я снаружи пришла в это безмятежное, залитое светом пространство, где папе и маме обоим около сорока,  both in their prime. Потом мы все втроем сидим за столом. Папа в чем-то мягком, типа пижамы. Мама - в струящемся, отрезном по талии платье в стиле поздних восьмидесятых в мелкую клеточку с широким замшевым (тоже мягкое) поясом, в замшевых же коричневых сапогах (маме в реальности, кстати, нравится образ "платье с сапогами"). Мы сидим за столом, как бы завтракаем, но словно бы ничего не едим, и я при этом испытываю абсолютное счастье. Беспокоит меня фоном во всей истории только одно: папа-то, понятно, умер, я его навещаю в хорошем для него месте, а вот мама почему уже здесь - не очень понятно.

 А сны все так и прут... Сегодня снилось, что я в Лондоне. Почему-то сначала я там одна, в легком летнем платье (реальном, у меня такое есть), а на улице довольно прохладно. Жду Владимира на каком-то вокзале, похожем и на Пэддингтон, и на Викторию одновременно. Пока жду, брожу по кварталу, где в давние времена жили какие-то монахи. В одном из маленьких двориков обнаруживаю странную скульптуру: монахиня, которая символизирует множественных монахинь, бывших возлюбленными некоего монаха же. Судя по экспрессии памятника, им всем не очень повезло... Наступает вечер, приезжает на поезде Владимир, мы гуляем, я мерзну. На следующий день - та же история, но на этот раз должна приехать мама. Она приезжает, и я вожу ее, показываю ей этот же дворик. По-прежнему хочется пальто.

 Сегодня был грустный день. И не только потому что опять у нас "взяли деньгами" (хотя за это, скорее, надо бы сказать спасибо - по нынешним-то временам). Но был такой момент невнятной жалости к себе - ненужной и бессмысленной, а главное, непродуктивной. Смотрю и слушаю разные тексты про Миядзаки по следам "Мальчика и птицы" и понимаю, что больше, чем поняла сразу, наверное, не пойму. Почему-то мало пишут про Бёклина, а ведь его там много. А "Сеятель" Милле в книжке напомнил кусок переводческой жизни, уже почти забытый.

 А вот мы с ним друг другу не понравились.

Точнее, он мне не понравился, 

на меня, думаю, он и внимания не обратил.

Разные волны.

Это было в странном клубе "Платформа".

Мне тогда почему-то (хотя почему "почему-то", мне и сейчас)

резануло ухо употребленное им словечко "креативный".

Странно было услышать его без иронии от человека слов,

которым считали его мои друзья.

Я читала его тексты, но мне нравились только "Случаи из языка".

Их я рекомендовала всем иностранным друзьям,

изучающим русский язык.

Остальные же тексты его мне часто казались оправданием

и воспеванием этой как бы прекрасно-русской московской жизни - 

даже когда они были про тяжелое и советское.

Но, если честно, я просто испытываю некоторое отторжение

от такого типа мужчин.

Не то чтобы прямо все остальны типы

вызывали у меня какой-то трепет.

 Последний месяц года, он же сашин день прошел как - бесконечные переводы, которые завершились полутора часами в отделении психиатрии в уже знакомой больнице: тяжелая алкоголичка с суицидальным синдромом, шкафы-санитары, натуральная сестра Рэтчед, в общем, весело. Домой пришла почти неживая, но А. с К. (зайчики абсолютные - у них уже есть своя невербальная коммуникация, и это так трогательно - пытаюсь приглушить сентиментальные ноты) и В. вернули меня к человеческой жизни. Успешно.

 Вчера, то есть, в грядущем октябре много ходили, побывали в гостях, пили чай и шампанское, говорили о любимых (и не очень), главным образом ушедших людях, смотрели посмертные маски. В общем, весело проводили время. В ночь со вчера на сегодня снился сон - опять с Лялечкой! - я доставала из большого, какого-то прямо бездонного чемодана одежду и меряла ее. Среди одежды была пара затейливо вязаных жилетов, длинное платье-чехол и много всего довольно симпатичного, в основном светлых цветов. В день одиннадцатый было (по работе) много, я бы даже сказала подозрительно много разговоров о матерях и их роли в жизни дочерей, сыновей и невесток. После был тревожный разговор с мамой (тревожный - в плане ее состояния: когда мама отчего-то волнуется, ее способность воспринимать и обрабатывать поступающую информацию ухудшается, и это меня, естественно, беспокоит). Так бывает не всегда, иногда разговоры с мамой нормальны и осмысленны, но, бывает, непросты.

 Сплю по 9-10 часов в день, не очень понимаю, что происходит. Зато сегодня приснился очень выразительный и символический (то есть, не обусловленный непосредственно и быстро дешифруемый) сон: я иду с Лялечкой по 9-ой Красноармейской. В этом сне случилась идеальная история, и нам удалось найти небольшую квартиру Ляле буквально через улицу, на 13-ой - то, что так и не удалось в реальной жизни...

Пока мы идем по улице, я вижу множество распахнутых - то есть, находящихся в открытом состоянии - свежевыкрашенных зеленой краской аккуратных дверей. Намного более аккуратных, чем в реальности. Открыты они, потому что сохнут. Дверей непропроционально много, больше, чем нужно было бы на самом деле. Доходим до лялиного флигеля, поднимаемся на второй что ли этаж, на площадке рядом с дверью аккуратный ящичек для обуви - тоже выкрашенный в зеленый цвет. Открываем двойные, хитро запертые (даже с каким-то привязанным поясом) двери и заходим в небольшую уютную квартирку Ляли. 

После сна даже полезла смотреть, про что сны с таким обилием дверей. И везде совершенно разные толкования. В целом ощущение, что открытые двери хорошо. А открывание двери с Лялечкой тоже оставило вполне комфортное чувство.

 День девятый - день похорон. Утро было морозное. Похороны - умиротворяющие. Тронул и исполненный зонг из "Трехгрошовой оперы", и понятное Szól a kakas már. И как потом - уже под аккордеон - на поляне перед залом прощаний вышли двое, вынесли урну, взметнулись струи фонтана, и на фоне голубого, холодного с облаками неба развеялся прах.

Потом зачем-то опять хотелось спать.

 Из-за резко меняющейся погоды сегодня опять был день сна, но хотя бы промежутки между ним были blissful - и поздний завтрак с А и К, и чудный вечер с М-и. Восьмой день успокоил.

Но читать статью одной обезумевшей (натурально, человек слетел с катушек окончательно) как бы коллеги было не нужно - когда эмоции и личные закидоны туманят профессиональный взгляд, получается нехорошо и некрасиво.

 Сегодня было три интересных сна.

Первый - вполне символический: я долго меряла разнообразные кольца. Были среди них большие металлические, похожие на восточные - те, что сразу на несколько пальцев, другие закрывали сразу несколько фаланг, было кольцо двуцветного мельчайшего бисера (на его фоне звучал голос одной бывшей подруги, которая рассказывала, как его носила).

Второй - лето, море, я как бы смотрю на себя на пляже через объектив фотоаппарата (меня снимает В.) - объектив находит и фокусируется на мне (я в шляпе и купальнике) среди народа у самой кромки воды. Хорошо. Красивый, какой-то курортный город, три белых в разную голубую полоску здания.

Третий - к нам в Будапешт приезжает кинокритик (СЗ), я предлагаю ему пройтись по арт-кинотеатрам, ныне существующим и уже закрытым, тем, что когда-то, в начале ХХ еще века были кинотеатрами.

 День седьмой прошел во сне - буквально. Меня словно придавливала к постели странная тяжелая плита. Невозможно было сконцентрироваться на работе. Зато на корпоративе психиатров и психологов было хорошо:) Все друг другу терапевты. Одна коллега, дама исключительных достоинств и профессиональных достижений (правда - работая с ней, я периодически ощущаю себя словно бы в фильме про терапию, где прозорливый терапевт в силу опыта и сверхразвитого чутья умеет попасть точно в цель, выявить место слома человеческой психики) жалуется на неудачи на любовном фронте: "Каждый раз думаю, что меня уже не удивишь, но нет, им удается." Из ее историй мог бы получиться отличный стендап, ей-богу. Поговорили об этом. "Почему-то не получается об этом шутить, хотя, на самом деле, реально смешно."

Upd. Еще один важный момент седьмого дня, то есть, июля - окончательное избавление от иллюзий (пара сплетен про одного персонажа - хотя это, скорее, рассказы о закономерном развитии событий, меня они не удивили, да кое-какие известия про некоторых других). Испытываю ли я разочарование? Пожалуй что и нет. Удивление? Тоже нет. Все в логике этих персонажей. Хочется только поругать себя за медленную реакцию на собственную интуицию и нежелание ей следовать из-за ложно понятой социальной или коллегиальной солидарности. Не все йогурты одинаково полезны. 

Возможно, более даже важным стало как раз ощущение - подруга А. способна вывести меня из состояния печали. 

 Позавчера был год со смерти Гезы.

На днях окружающий мир напомнил мне про одного писателя (с ним связана одна из хороших историй с Гезой), глубокая обида на которого так и продолжает порой всплывать - взять хотя бы прошлогоднюю ситуацию, когда одно издательство предложило мне перевести его книгу, я сделала пробник, пробник им понравился, а потом редактор принялась рассыпаться в извинениях, буквально: 

"Простите за молчание – выясняли по правам. Вы знаете, мне ужасно неудобно перед Вами, и я сама совершенно обескуражена, но правообладатели настаивают на каком-то своем переводчике. Ужасно себя чувствую, простите!" 

Ну, я понимаю, могу себе представить в лицах. Сегодня открыла восьмилетней уже давности куски-"подходы" к переводу одного из романов этого писателя, уже изданного, конечно, не в моем переводе, сравнила - да, мы совершенно разные, но мой вариант убедительно неплох. Что-то я там уловила. Пусть здесь будет фрагмент из прошлогоднего пробника. Хотя, если честно, автора этого я читать больше не могу и не хочу. Но именно этот кусок текста в некоторой степени отражает мои ощущения периодически.

 Мораль вчерашнего (шестого, то есть, июньского) дня: внимательно смотри, что тебе показывают. Была работа - и приятная, и не очень, то есть, вынужденная. Были встречи, в ходе которых мне именно было показано, что, порой, мои внутренние претензии к близким - полная чушь, потому что на самом деле и Владимир действительно золотой, и Александр взрослый и совершенно зрелый, близкий мне по духу человек, а не эти глупости, которые - признаюсь, бывает, - приходят в мою перегруженную голову. То есть, шестой день - день осознания.

+ наконец-то приснился дельный сон: венгерские коллеги напечатали небольшую брошюрку с моими статьями за последние несколько лет, я смотрю на обложку, листаю и понимаю, что мило, но показать это никому нельзя, потому что масса ошибок - даже на титульном листе забыли кавычки в нужном месте, куча опечаток при наборе, переносы съехали, в общем неприлично. Пытаюсь поблагодарить - все-таки потратили время и деньги, но четко осознаю (вот опять это важное, видимо, для дня и года слово), что должна наконец сама собрать свои статьи в сборник и их опубликовать. Hear, hear!

 Так, пока не забыла - традиционное.

Первые 12 дней после др - 12 месяцев.

Сам новый год и первый день личного года: сначала очень хорошо и приятно (монастырь Любостиня, винария Милославлевича https://www.vinarija-milosavljevic.com/ в  потом крайне нервно и взрывно (из серии "все бесит/бесят"), потом вдруг резко стало нехорошо физически (ох, климакс-климакс, когда же это все кончится...) и появилось раздражение. Балканский угар в местечке Плеш - тут сложно описать всю гамму, что называется. Но сам нг встретила на улице в странном состоянии, если честно. В целом, если проводить аналогии, январь будет похож на американские горки (посмотрим).

Второй день ("февраль"): долгая приятная прогулка (она же - путешествия:) по хорошей погоде и за приятными же разговорами. Ленивость, размеренность, красивый (и опасный) путь обратно в Врнячку Баню по горам, опять же общение, прогулки.

Третий день ("март"): очень много поездок, некоторый даже перекорм впечатлениями (Жича, Манасия, Смедерево).

Четвертый день ("апрель"): дождливо, но насыщенно - съездили в Сремски Карловци (очень похоже на Мор/Сентендре и все такое), где, как я потом выяснила, был расквартирован в свое время штаб Врангеля. Путь домой был непрост - на 2,5 часа задержали на границе из-за косовских автобусов, очень устали.

Пятый день ("май"): натурально ухайдокалась на работе - до такой степени, что пришла домой и была способна только тупить. Значит ли это, что май будет дико рабочий? Не исключаю.

 Сегодня заранее приснились похороны, на которые я пойду в понедельник. Очень странное чувство - приснились в деталях. 

Мозг вообще интересный во сне: когда спишь в новом пространстве, он его во сне как бы додумывает - это я в Сербии спала и видела вокруг себя похожее на реальное пространство, но чуть иное, словно бы расширенное в стороны.

 Поездка в Сербию на нг - много думала:))

Безумно красивые виды - горы, крепости, монастыри.

По ощущению повседневности - откат лет на двадцать-двадцать пять назад с элементами современной жизни.

Убрать курение - будет прямо очень хорошо.

Из книги Косика про русскую эмиграцию в Сербии "Из России на Балканы" все повторяется: кондовый патриархат (женщины живут по модели, по которой в России уже только глухая провинция, по-моему, живет, ну, и отмороженные), жестокость, точнее, равнодушие к малым - животным (ох, это даже по сравнению с Венгрией тяжело наблюдать), глубинное непонимание устройства современного мира, да и нежелание его понимать - в этом смысле, при всем моем искреннем несогласии со многими положениями Никифорова ("От Сербии до Сербии", 2021), его тезис об имитационной модернизации показался мне очень верным.

А так - Врнячка Баня дико похожа на Владикавказ местами, вообще, многое похоже на православный Кавказ со всеми его плюсами и минусами.