Что-то я устала: эта неделя (как и следующая) - сплошные поездки и переводы без перерыва. Комок в горле уже стал привычным, я не обращаю на него внимания, он образуется сам собой, сам же собой рассасывается. Из нового - слегка безумная блюстительница порядка в одном из общежитий (помнит все иностранные для нее фамилии, следит за всеми, наводит шорох на измученных вообще-то людей) + камеры на каждом этаже, из войны в тюрьму. Люди устали, озлоблены, хотят домой, а дома часто уже нет. Испытываю разные тревоги в связи с предстоящей поездкой, понятно, что еду туда, где нет того, что было полгода назад. Но это все описанные и знакомые многим чувства, ничего уникального и оригинального в них нет.

Много чувств в отношении разных людей. Хороших и неприятных, конечно, тоже. Интересно, если какие-то моменты в поведении знакомых/друзей (?) - действия или не-действия по отношению ко мне - еще способны меня уколоть, значит ли это, что people in question все еще важны для меня? Надо как-то стереть их уже, наконец, из своей жизни, а то только лишние нервы.

Прочла книгу Хелен про жизнь в России второй половины восьмидесятых - начала двухтысячных. Все-таки как английский язык все остраняет. С другой стороны, моя жизнь там же в этот же период была совершенно другой - вообще другой и про другое. + чем больше я читаю какие-то accounts of Russian life, написанные иностранцами, искренне влюбленными в Россию, но столкнувшимися с определенной ее стороной, тем больше понимаю, что я из какой-то совсем другой страны, чем то, что они описывают. И семья у меня какая-то совсем другая. И детство было совершенно никак не похожее на то, о чем они пишут применительно к своим русским друзьям.

"Если бы ты была по-настоящему толстокожая, мы бы уже были не здесь" said Sasha.

 "Сестра моя - она совершенно не такая, как я. Диаметральная противоположность, можно сказать. Учительница математики и физики. Четверо детей взрослых - она их прекрасно вырастила, но любит по-прежнему только маленьких. Взрослых терпеть не может. Она очень похожа на бабушку - ту, что из Вены. Бабушка была вечно напряженная, мрачная. Мы когда к ней приезжали, помню: поужинаем, а она потом, уже перед сном намажет себе хлем маслом и съест, даже не смотря на нас с сестрой. Губы ниточкой. Дедушка - кстати, тоже математик, был душа-человек, а бабушка  с этими губами в ниточку. Я же ужасно похожа на папину маму, другую бабушку. Та умерла, когда папе было шесть лет, но общее ощущение он помнил и, когда смотрел на меня, видел утерянную мать и поэтому страшно любил, а сестру родители как-то игнорировали, вот она и получилась совсем лишенная эмоций. И взрослых людей в принципе не любит, только детей (в том числе учеников) И тут вдруг звонит мне и плачет. Такого вообще никогда не бывало. Раскладываю, говорит, порции на кухне, размечаю логистику - кому что как приготовить  (она продумывает всегда, как рациональнее распределить продукты и время) - и тут вдруг села, и надо мной голос: "Он излечится, муж твоей сестры, вылечится совсем." И рыдает."

 Самое невероятное, это, конечно, сны и воспоминания. Вот сейчас вдруг вспомнила, как мы с коллегами жарким маем работали в Бонне и поехали в свободные пол-дня побродить по Кёльну - было сухо, мы искали какой-то ресторанчик (где оказалось действительно очень вкусно - кровяная колбаса с яблочным пюре и правильное пиво),  а потом шарились (другого слова и не подобрать) по городу, и было невероятно хорошо. Удивительно, как память все держит: и собор, и проход до железнодорожной станции, и бар у той станции, где кто-то играл музыку и мы даже послушали ее, пока ждали поезда, который вопреки нашим представлениям о немецкой пунктуальности минут на 25 опоздал. 

Сны во время тепловой волны

 Сегодня снился довольно стремный сон про большое, даже гигантское помещение, уходящее вверх и наполненное уровнями, какой-то мебелью, но без этажей внутри - перемещение по нему происходило как-то вне идеи гравитации. На одной из приступочек - кровать, на ней человек, с головой закрытый одеялом. Перемещаясь мимо, я внезапно понимаю, что на кровати - тоже я. Обращаюсь к себе, лежащей, но "я-на-кровати" не открывает лицо, только вытягивает из-под одеяла руку и протягивает мне. Я беру себя за руку. Очень странно звучат голоса при разговоре, такой объемный двоящийся звук. Общее ощущение - довольно стремное. Потом еще одну себя обнаруживаю где-то повыше. Примерно на этом месте в тревоге проснулась.

 Из сильных рабочих впечатлений: семидесятилетняя, совершенно поникшая женщина (брат и племянница с мужем, все друзья погибли под руинами разбомбленного дома в Изюме), дочь вывезла ее в Венгрию. Женщина держала небольшой бизнес у себя в Изюме, рано вышла замуж, первый муж умер в 21 год, потом первая дочь от аневризмы в 35, вышла замуж второй раз, двое взрослых детей. С арт-терапевтом решили попеть: в какой-то момент женщина вдруг ожила, обнаружила большой, сильный, очень красивый голос. Пела с ней вместе. Сильное ощущение.

 Несмотря на глубокую нелюбовь к Достоевскому (мне есть что сказать по этому поводу:), не могу не согласиться с ним иногда: "Надо потушить Восточный вопрос и дать сдирать кожу. Да и что такое эти кожи? Стоят ли две, три каких-нибудь кожицы спокойствия всей Европы, ну двадцать, ну тридцать тысяч кож - не всё ли равно? Захотим, так и не услышим вовсе, стоит уши зажать..." - примерно это остро ощущаю периодически.

 Сегодня чистила почту за много лет - с удивлением обнаружила, что человек, служивший некоторое время назад одной из основных причин моего  distress, оказывается, прежде писал мне вполне человеческие письма и вообще вел себя в отношении меня совершенно цивильно. А потом вдруг. С другой стороны, совсем уж давно он тоже делал нехорошие вещи. То есть, у него, видимо, был период душевной мягкости и довольства, а потом вернулось старое раздражение всем вокруг.

Теперь же все это кажется безумно смешным. Как и сам этот человек (впрочем, и мои реакции тоже).

 Просто здесь запишу: сегодня 1 июля 2022 года заметила у мамы тот же симптом, который когда-то стал первым звонком к последующему угасанию бабушки.