По понятным причинам я постоянно напеваю "Жили в квартире сорок четыре..." на известный мотив (по слухам как раз и спровоцировавший автора на сочинение этого текста). Думаю, зачем все это.

Когда мне будет восемьдесят, нет, даже просто шестьдесят, пусть я буду адекватно оценивать себя в мире. Пожалуйста. Были, конечно, и прекрасные выступления, не в жанре "великие предшественники, основоположники школы и ЯЯЯЯЯ" , но местами даже описывать не хочется. Хотя надо, наверное, для истории. Как достойно зато смотрелись и Лариса Васильева, и сын Олега Константиновича, и Илона, и Юрий Павлович. А вообще спасибо всем, кто пришел. Получилось неожиданно камерно и про важное. Про то, как благородные и по гамбургскому счету профессиональные люди победили "переводчиков в погонах", про то, сколько можно выдержать и когда наступает предел (истории с уходом Малыхиной из редакции и стихотворение Россиянова, прочитанное сыном про гнетущее присутственное место и выкладывание потом сердца как снулой рыбы на бумагу дома), про проблему отбора. Вчера я решила про свой последний телефонный разговор с Малыхиной не рассказывать - слишком многие заявляли себя ее наследниками - но тут напишу. Она тогда попросила меня закончить то, что сама не смогла: перевести прозу Пилински. А я этого до сих пор не сделала. Ну хоть вечер организовала.

И только вечер в семейном кругу - сходили, выпили пива в компании сына и университетского друга, потом посмотрели фильм Тома Форда (не вштырило, но все равно - совместный поход кино мил даже в этом случае) - смог ненадолго отвлечь меня от мрачной мысли о необходимости сегодня опять идти на работу в университет. Хорошо хоть потом другое.

Чувствую, как мысль моя парализована отвратительной университетской кашей. Одна коллега сегодня (из тех, кто уже не первое десятилетие на филфаке) сказала: "Знаете, Оксана, если бы вы себе представляли, какое количество людей признается, что испытывает чувство тошноты, подходя к факультету утром, ваша реакция не казалась бы вам такой необычной."

Увлекательней свадеб и судебных заседаний с цыганами могут быть только похороны. Что сегодня в очередной раз и подтвердилось. Единственное: отсутствие религиозной церемонии в нашем антиаристотелевском и лишенном структуры социуме делает конфликт каким-то рыхлым, но он все же был, пусть и размазанный, как околнулевая погода. Вечером сходила на представление по стихам Серебряного века. Очень это забавно - подумала, что все эти томные взгляды и черные перчатки только подчеркивают изначальную пошлость большинства этих стихов. Натиск любования никогда не виданной и восхищенно-романтически воспринимаемой воображаемой натурой выдерживает только Мандельштам. Удивительно.

То есть, я знаю, конечно, что за всеми преподавателями университета "коврово" следят. Но чтобы так топорно... Ощущение, что за мной наблюдают в туалете. Ответное письмо начала словами Добрый день, Большой брат. Судя по незамутненности дальнейшей переписки, не оценили. Противно, сил нет. И в курсе ведь давно, а все одно мерзко.

Лучшая прививка против шовинизма - совместность. У А. на курсе есть девушка из Йемена, родной язык - арабский. А. признался, что перестал шутить на тему "Аллах-акбар", по крайней мере, при ней не позволяет себе подобных шуток. Уже хорошо.

раздражает

Вот я все думаю последнее время: почему отдельные (да ладно, не отдельные, а в массовом порядке) как бы коллеги по академической жизни абсолютно с тобой нормально общаются, когда ты вместе с ними выступаешь на конференции, например, или приглашен на какое-нибудь мероприятие на тех же правах, что и они, и совершенно по-хамски ведут себя, когда ты вдруг оказываешься переводчиком на мероприятии, где ты сидишь в кабине. Прислать свое выступление - зачем? это же ниже их достоинства! "Ой, ну ты (вы) и так справишься (справитесь)!" С редакторами, небось, они так себя не ведут. Видимо, не понимают необходимости сотрудничать с переводчиком и недооценивают сложность переводческой работы. А почитаешь тексты (их же тексты, которые они сами на английском пишут) - ой, мама. Или судорожно ищут потом носителей, чтобы исправить, когда их статьи заворачивают. В целом, неприятная тенденция, которую слишком часто стала наблюдать. Слишком часто.

Коротко о разном: не дописала про фестиваль, а надо бы, но я исправлюсь - пришлось в срочном порядке дорабатывать статью для Hungarian Studies. А так была куча всего: "Макбéткино" (как этот спектакль называют в театральном - мне, кстати, очень даже, живой спектакль показался, только я бы часа полтора убрала из него; есть ощущение как при избыточном фильме - режиссеру жалко вырезать фрагмент, "ведь так прикольно получилось", ну, и сам Макбет слегка невнятен); потом ходили с А. на встречу с Анатолием Васильевым, лукавым самолюбованцем:); чудесные подруги А, ночные разговоры "за театр"; вчера спела отчетный концерт (звучит пафосно, но сама собой немножко горжусь, получилось то, что не получалось); сегодня сходили на "Самсона и Далилу" (было весело, Далила была правильная:))

типа "дневник фестиваля" номер четыре

Коридоры Театра комедии чем-то напоминают сериал Westworld - вот эти девочки, например, кажется, из "Преступления и наказания".

Днем приходил Сабольч Хайду. И это было прекрасно. Сразу стало понятно, почему "Эрнелла, Фаркаш, и другие" так "пошел" у всех. Это второй вариант рабочего названия:)) - у нас, кстати, фильм по этой пьесе назвали "Семейное счастье", но это не очень удачный вариант. Надо еще подумать. Из рассказанного Хайду успела даже что-то записать: толчком к написанию драмы стала ситуация, когда трое его ближайших коллег покончили жизнь самоубийством. Общение с семьями направило ход мысли: понять, что происходит в семье, если люди уходят потом из жизни. Хотелось показать. не вопрос, не ответ, вопрос пусть каждый, просто показать, выводы сами делайте. Очень важный момент: любые разговоры о политике, не подкрепленные личным опытом, опасны, особенно как художественное высказывание (на фоне абсолютной агитки Шиллинга с, признаемся, плосковатыми персонажами вполне убедительно). Натуралистичность текста сталкивается с тем, что дети театре играть не могут (дрессированные животные). Нужна стилизация, как следствие – появляются и другие стилизованные элементы - потому театральная постановка так и отличается от фильма - в данном конкретном случае и вообще. Надо найти измерения, в которые можно „протащить” метафизические элементы. Сказку про корабль с животными, попавший в бурю, и глаженную утюгом речку придумала дочка Сабольча. Сам Хайду пару раз в месяц „записывает один день”: каждые 15 минут. Что бы ни говорили персонажи, нельзя забывать, что все должно быть окружено ощущением любви (ее жаждой, вымаливанием и т.д.) Как бы жестко один другому ни говорил, он все равно в нем нуждается. Они не ненавидят друг друга, завидуют, презирают, но делятся любовью. Что поразило меня - трепетная учтивость, с которой Хайду говорил о жене (исполняет роль Эстер - и в фильме, и в спектакле, актриса Оршоя Тёрёк Ийеш) - она словно присутствовала на встрече. Было ощущение, что когда он ее упоминал, шла какая-то теплая волна.

Но не все коту масленица - посмотрели хороших спектаклей, пообщались с интересными драматургами, режиссерами и актерами - идите, смотрите теперь два часа ада. Это мы сходили на спектакль "Случай" Сардара Тагировского из театра Надьварада (Орадеи). Ох. Все, что может быть хирургически точно, вскрыться во взаимодействии со зрителем при рассказе о реальных событиях, оказалось растаявшей на полу лужей (в буквальном смысле). Вот что бывает, когда режиссер и драматург просто берут историю "из жЫзни" - страшную, поучительную, трагическую you name it и пытаются сообщить ей некое новое трагедийное измерение, не пропустив при этом через театральный фильтр. (См. того же "Чемпиона" с аллюзией на историю дебреценского мэра - работает же!) Тут, если не знаешь, в чем дело, фиг поймешь. Ну и какие-то бестолковые приемы со зрителями. Не хочу больше писать про этот спектакль, если честно.

типа "дневник фестиваля" номер три

Своих картинок нынче нет, зато есть, пожалуй, пока самый сильный по степени воздействия спектакль: "Царствие Твое" театра "Форте" (режиссер Чаба Хорват).

Вот что бывает, когда есть настоящая литература в основе, настоящий театр, интерпретирующий текст сценическими именно средствами и выявляющий новые смыслы, бешеная энергия у актеров и невероятная изобретательность режиссера. Тогда не надо проговаривать со сцены тексты актуальной политической направленности - она сама собой считывается. Плюс абсолютно вневременная составляющая. Все как в самих текстах Тара. Захотелось его перечитать еще раз (и много раз). История самого Тара, конечно, тот еще "печальный детектив": писатель-автодидакт, работал на заводе - военном, потом медтехники, стал тусоваться с активистами-интеллигентами-историками-писателями, начал печататься, вот-вот должен был "выстрелить" после той самой Франкфуртской ярмарки (многие венгерские писатели тогда "запустили" свою международную карьеру), но вдруг выяснилось, что он был сексотом - один из его товарищей, запросив свое дело в только что открытых архивах, наткнулся на доносчика по кличке "Хайду" (как комитат Хайду-Бихар, дело происходило в Дебрецене) и с ужасом понял, что этим человеком был именно Тар. Мучительная переписка Яноша Кенеди с Таром - отдельная история. Одно дело прочитать это в газете/энторнетах, другое - слушать, как историю рассказывает один из друзей Тара, на которого тот тоже доносил и который теперь написал драму по его текстам - Тибор Керестури (Тибору за эти полтора часа перед спектаклем отдельное спасибо). А тексты у Тара абсолютно прозрачные, как будто написанные сами собой, даже без усилия автора. Про "мантульщиков", вечно пьяненьких рабочих из общежитий, потерявших все то, чего они и так не имели, после "смены режима" и бескрайнюю венгерскую деревню. Спектакль же получился совершенно потрясающий: физический театр, но с поразительно бережным отношением к тексту. Эдакий балет с трубами, где ритм труда (пусть происходящего практически в полусне из-за постоянного ощущения похмелья и последующего опьянения) оказывается вдруг спасительным для этих людей, сообщая хоть какой-то смысл бессмысленному их существованию. Много думала, в общем. С героями "Эрнеллы и Фаркаша" чувствую, могу себя отождествить (более того, вдруг поняла, кто такой Фаркаш - это же бойфренд дочери одной моей подруги: крутой успешный программист со сбитым эмоциональным прицелом), а с этими - нет, но действует же и на разум, и на эмоции. После спектакля все думала: если историю Сабольча могут и смотрят те, про кого она рассказана, то истории Тара-Керестури-Хорвата смотрят совсем не их герои. И что было бы, смотри их те самые упитые мантульщики? Еще два дня с десяти до десяти поработать - и можно снова на работу.

типа "дневник фестиваля" - продолжение + выставка, посвященная переводчикам художественной литературы...

Помучив молодых переводчиков драмы (придется сегодня читать лекцию про историю венгерской драмы, иначе ничего не объяснишь, но ладно: от печки, так от печки, пусть это и венгерская kályha:), сводила их на выставку, которую по-русски назвала бы "Цех художественного перевода". Впечатлили рукописи, правленные переводчиками, особенно Бабич - тот вообще отдельные книжки делал из корректуры, ну и безумные словарики мелкими буковками выписанные (и не говорите мне потом, что это были нормальные люди). Еще отлично выставлены экраны, на которых зафиксирован процесс работы переводчиков - т.е. буквально: что у них появляется на экранах компьютеров, куда залезают в поисках решений. Снять переводчиков худлита за работой - идея близкая к гениальности. Стоишь, смотришь, как коллеги тоже мучаются:))

Визуально тоже здорово сделано. Вот тут метафорами занимаются, например:

А тут корректура работает:

В последнем зале выставки, после вариантов разных, включая театральные, которые можно еще и посмотреть) и видео рассказывающих о своих переводах самых известных сегодня венгерских переводчиков художественной литературы, можно обнаружить жизнеутверждающее стихотворение Ласло Калноки "Смерть художественного переводчика" - завершается словами "Не будьте ко мне милосердны!" Ну и вечером посмотрели "День гнева" Шиллинга. Что можно сказать? Идея про "утром в газете, вечером в куплете", которая так здорово ему всегда удавалась, тут какая-то вялая. История про т.н. "медсестру в черном" - символ протестного движения "низшего среднего класса" превратилась в не до конца артикулированное исследование а) бессмысленности протеста в неолиберальном, равнодушном государстве со стороны виктимизированного наивного младшего медперсонала; б) венгерской женской доли - от уже больной, но ядовитой и пропитанной советским хамством бабушки, через рыхлую (почему Шиллинг постоянно заставляет жену раздеваться на сцене - "это становится однообразно!"), крайне наивную и, будем честными, примитивную в своих желаниях женщину средних лет к молодой хищной дочери, которая выбирает в "этом непростом мире" путь содержанки пожилого чиновника - якобы это дает ей свободу. В общем, не зря после спектакля на Шиллинга набросились скандинавские женщины (а он явно ждал другого поворота:)

Главное, я не поняла, если автор пьесы и режиссер выступает за активизм, "устал/не хочет больше делать театр" (его слова), зачем сводить протест к желанию одной из женщин отомстить своему любовнику, и почему он начисто отказывает обеим зачинщицам протеста в политическом разуме? Т.е. получается эдакий замах на греческую трагедию (особенно визуально в финале), но при этом героиня регулярно сюсюкает (хоцю обратно к младенцам) и раз за разом принимает какие-то идиотские решения?

типа "дневник фестиваля"

После многолетнего перерыва посещаю фестиваль современной венгерской драмы. "Однаженщина" (в одно слово) по книжке Евы Новак-Петерфи - не до конца меня убедившая монодрама (кстати, характерно для докудрамы: когда история реальная, пережитая автором, а нужной для воздействия в качестве худ.произведения силы не хватает, или что-то все равно кажется неубедительным) про девушку, прорастающую в женщину через советских времен роддом и рождение ребенка-инвалида, а потом и мертвого ребенка, через абсолютную детскость и незамутненность сознания в самостоятельную человеческую единицу с элементами сарказма даже (но в книге иронии было больше, и это спасало, а в спектакле получился какой-то горький сироп). Потом - отличный "квартирный театр" ("Эрнелла и Фаркаш - каждый со своими" - рабочее название:)) Сабольча Хайду. Спектакль оказался круче, чем снятый по нему же фильм. История про невозможность современной семьи в антураже гигантской квартиры (она же - галерея цыганского искусства), когда герои ходят прямо перед тобой (и актеры здесь как раз убедительны невероятно), предстала неожиданно объемной и более значимой, чем в киноварианте. Ну и "Чемпион" Белы Пинтера отличный, конечно, - переиначенный под современные венгерские реалии "Плащ" Пуччини, где все герои - драматические актеры - поют смешными голосами, а любовный треугольник видоизменен: возлюбленной жены главного героя (в четвертый раз избранного мэром провинциального городка) становится олимпийская чемпионка по борьбе. Много смешного (хотя мне показалось, что даже чересчур много), но очень удачные мизансцены, такой "театральный" театр, все работает на главную идею. И про "инфернального идиота" понравилось.

Под звон колоколов Св. Анны. Сегодня приснилось во сне - кусочек текста примерно следующего содержания: The most effective conversation you have is the one with your own self, or, like professor Robert Segal puts it, 'asking or referring questions to your other inner person, evaluationg your arguments in regards to a higher, more profound conscience you have in yourself'. Сейчас пытаюсь найти, что это за профессор такой. Пока нашла только абердинского профессора Роберта Сегала с кафедры религиозных исследований, активного юнгианца... Есть во всем этом легкая шизофрения, но вопросы надо себе позадавать. Второе - после просмотра сериалов типа "Молодой Папа" (хочу теперь пересматривать по кусочкам вечерами, просто пересматривать) и "Экзорцист" (фильм, конечно, помощнее был, но тут тоже интересные вопросы поднимаются) место, где я занимаюсь пением обретает новые краски: