В пандан переводимому сейчас роману история, рассказанная находящейся в доме переводчика латышской канадской дамой исключительных интеллектуальных и человеческих достоинств: у нее на заре туманной был один молодой человек, с которым они как-то ехали через всю Америку, по дороге юноша рассказывал о совершенном в 19-20 лет путешествии из Голландии в Индию что ли - на автобусе через Пакистан, Афганистан, в общем experience of a lifetime, после которого он решил снимать кино. Она же в ответ тоже что-то рассказывает о себе, упоминая, среди прочего одного из своих бывших бойфрендов Пола с редкой фамилией. На что спутник ей и говорит: "Интересная какая фамилия! Я тоже знал такого, только Стива, он был с нами в том путешествии, я с ним почти не общался, помню только, у него был такой лиловый вельветовый костюм, который он никогда не снимал." В произошедшем много позже разговоре с Полом героиня выясняет, что да, был у того брат, с которым они прекратили общение. Брат был человек авантюрный. У брата была девушка, скажем, Лора. В какой-то момент брат снялся с места, уехал в Грецию и на несколько лет пропал. Пол сошелся с девушкой Лорой, но брата найти очень хотел, поехал в Грецию, долго искал и таки нашел. Братья обнялись, поплакали, Пол сразу сказал, что он с Лорой - ну, дело понятное, столько времени прошло, брат не обиделся. Стив вернулся домой в Канаду. Человек он был рукастый, умел ткать, поселился на дедовской ферме, жил практически на самообеспечении. Пол периодически навещал его на ферме. В какой-то момент и Лора сказала, давай-ка я тоже съезжу, столько времени прошло. Пол взял ее с собой, привез на ферму, Стив и Лора посмотрели друг на друга, раздался взрыв, они взяли друг друга за руки и ушли в лес на сутки. Через сутки вернулись со словами: "Мы теперь будем жить вместе, до свидания, Пол." И больше братья не общались - до смерти Стива. Пол до сих пор переживает, что племянники (у Стива с Лорой родились дети) не общаются, но надеется, что Лора все же пойдет навстречу.

Снился папа. Веселый - уходил или пришел с работы, в коридоре на 9-ой, мы с ним в коридоре радостно беседовали о его работе, крепко обнялись. На долю секунды сна было абсолютное ощущение, что он жив на самом деле.

Поэзию настоящую (не "стишата", как некоторые мои знакомые называют производимые ими тексты личного терапевтического характера) объединяет иной угол зрения, не вполне доступный не-поэту (это исключительно личное оценочное суждение:) Слушала, гуляя по берегу моря, "Видение Мурзы" и вдруг поразилась, как оно в первой части дико похоже на "Рассветное опьянение" Костолани. Невероятно, почти слово в слово.

Сходила на концерт молодых солистов Пекинской академии балета - очень интересно, технично, любопытны следы классического европейского балета в соединении с восточной пластикой и культурная апроприация по-китайски (наверное, индонезиец воспринял бы один из танцев так же, как индиец воспринимает "Баядерку"). Очень технично, особенно мужские танцы. Но неуловимо попсово - т.е. какое-то очень ощутимое отсутствие глубины, наполнения. И очень много - в хореографии - опоры на "отвлекающие элементы": рукава, веера, ленты, что опять же придает зрелищность, но лишает танец всякой глубины. И ведь каждый, каждый балет я смотрю с бабушкой в голове. Поразительно. Хотя так было всегда - как будто это она со своей вагановской выучкой через меня смотрит на сцену и оценивает происходящее.

В том, что я не работаю все время за письменным столом, есть глубокий смысл - умерла бы от болей в спине, но периодическое погружение в хороший текст без перерывов на всякую дребедень бесценно. При том, что этого конкретного писателя я не так уж и люблю, более того, литературоведческое мое "я" остается к нему прохладным. Но буквально засосало. Жизнь наедине с собой напоминает мне про меня, и я совсем не та, что все привыкли видеть, странным образом, да и я сама подзабываю о себе в бешеном ритме, в котором я живу. Жутковато.

Вот кто читает, небось, будет смеяться, а я буквально несколько дней назад впервые врубилась в оперу "Лоэнгрин". Прямо вот р-раз - и врубилась. В самолете летела, слушала (т.е. и качество звука, понятно, далеко не лучшее, но тем не менее), и прямо накрыло. С "Тристаном и Изольдой" у меня как-то давно случилось, а "Лоэнгрин" - только сейчас. С "Парсифалем" до сих пор не разобралась.

Слушала прелюбопытнейший подкаст внука Прокофьева, Габриэля, про дедушку, папу и современную ситуацию в российской музыке. Поразило сходство Прокофьева и Бартока в бытовых пристрастиях: оба любили разные гаджеты и последние технические новинки. И очень точно про восприятие Западом России: It's a mess, but a completely different mess from what is perceived from outside.

Очень не хватало побыть одной - стоит оказаться в статичном состоянии, сразу и снится все (сплю третий день практически), и думается. Не очень работается, правда, но это другая проблема. Рига была отличная - сходила в Национальную галерею: много плохой смешной живописи в начале, сплошные подражания (что вполне естественно), зато отличные модернисты и графика 1920-30-х гг. Пронзительно хороша набережная и берег, противоположный старому городу. Рига пустынна, хотя много некрасивых людей всех национальностей (интересно, почему), стремных потомков советских военных, рубленых балтийских женщин, напряженных безвозрастных женщин и расплывчато полупьяных мужчин. Много грубой (видимо, из-за непонимания нынешнего ее состояния) русской речи. Рижский сецессион стране "не по размеру", равно как и Петербург России (это уже после Сочи впечатления). Однако в Сочи был один прекрасный опыт общения с таксистом, который в основное время работает поваром - редкой положительной энергии человек. Равно как и встреча с женщиной из Набережных Челнов - тоже поразительной энергии и странного совпадения путей. В остальном каждый раз в олимпийском парке - боль, бессмысленность и печаль. Грустные молодые мамы, изгнанные мужьями в безвоздушное пространство того, что когда-то было Имеретинской долиной. Делать им тут совершенно нечего, ходят, злятся на детей, стареют. Плитка под ногами расшаталась совсем, как зубы в пародонтозной десне. После интенсивной работы и дня в дороге "нашла себя" в Вентспилсе -пустынном и очень похожим на а) Палдиски (если бы там все так не изуродовали в советское время); б) на условный шведский город. Волшебной красоты порт. Пустынность невероятная - особенно припортовый район - и прелестная, т.е. удивительным образом не угнетающая. Время тут, конечно, приостановленное. Но есть и живые люди: очень пьяная женщина кричала сегодня на холодном (температура резко упала с +15 до +2) центральном бульваре, грозя рукой кому-то на другой стороне улицы и мешая латышские и русские слова, что-то вроде "ты у меня еще увидишь, русская пизда!" Много снится странных снов-сюжетов про неприятные антиутопические ситуации. Надо использовать это время, чтобы пообщаться с собой про неприятное про себя же. Плавая, поняла, что подзапустила выучивание текстов наизусть - обычно я их помнила больше. Или просто мозг интенсивно занят другим? Много невеселых мыслей про дела семейные - чужесть оставшихся мне родственников (не первой руки) никогда уже не уравновесить теплом по-настоящему родных, глубоко родных. Много думаю про Лялю и бабушку. И про северных родственников. Как-то с ними можно было все проговаривать (или не проговаривать - все и так было ясно). Родственники папины мне вовсе никогда не были понятны (да и отношений с ними никаких особых не было). Самые странные - родственники мужа (хотя он и сам, кмк, про них не особенно понимает). Единственное, что точно знаю и ощущаю всегда - глубокое недоверие их ко мне. Надо признать, особого беспокойства мне это не доставляет, наоборот. Но все равно странно: будто смотришь на людей через стекло и пробуешь догадаться, что у них там на самом деле происходит. Или говоришь с кем-то во сне, когда звук не проходит.