На слегка потрепанном бадачоньском причале кафе "Моло" в двухэтажном бетонном здании (на втором этаже, видимо, был - или есть, но не сейчас, - бар, ночной клуб, безудержный разврат, в круглом значке выгибается красная девушка на черном фоне). Тихо, сонно, три милые девушки за стойкой варят немногочисленным посетителям кофе. К стойке подходит небольшой сухенький мужичок в мешковатых темных брюках, белой рубашке, "охранник", крайне озабоченный. "Должен вам кое-что сообщить, - доверительно перегибается он через стойку к самой высокой и фигуристой из девушек, - в этом году фейерверк на 20 августа (это главный венгерский летний праздник - день св. Иштвана, всегда сопровождается фейерверками, где это только возможно) будет не 20-го, а 19-го, и постояльцев предупредите." С этим таинственным сообщением мужичок обходит еще пару девушек, уходит, девушки хохочут. Спустя несколько часов тот же мужичок заботливо прохаживается по единственному перрону бадачоньской станции, где пританцовывают под доносящиеся с летней сцены винной недели музыку подвыпившие (но не пьяные, а просто веселые - это вино не тяготит, а радует) люди, и находит группу чуть более подвыпившей молодежи - эти везут домой подругу, которая явно перебрала. Неравнодушный охранник общего профиля подходит к молодым людям и проводит воспитательную беседу.

Вчера умерла Агнеш Хеллер - пошла купаться в Балатон и не вернулась на берег. В феврале я была у нее дома в странной квартире в новом-преновом доме, на высоком этаже с огромными окнами на Дунай. Хеллер носилась как электровеник, была невероятно быстра, точна и, по-моему, исполнена большей энергии, чем я. (Т.е. у меня бывают состояния высокой энергии, но не все время, там был настоящий атомный реактор). Еще вчера встречалась с двумя друзьями, от которых чувствую настоящее тепло. Что-то я стала привередлива. Хочу общаться (по своей воле, не по работе) только с теми, от кого это тепло ощущаю. Если вижу/чую двойную какую-то мысль по отношению к себе, желание меня использовать, за мой счет что-то сделать, самоутвердиться, если чувствую зависть к себе, неприязнь, соединенную с извращенным желанием все-таки побыть рядом - больше не хочу. По работе могу еще пообщаться, но личное время уже не отдам.

Плюс ко вчерашним новостям оказалось, что я дней десять таскала на себе клеща (сегодня сняли - при забавных обстоятельствах, но это отдельная история:) Поражаюсь устройству человеческого организма: выходит, обуявшая меня на прошлой неделе неожиданная буйная аллергия - реакция на яд клеща. И это какая же я выносливая лошадь, что больше недели вообще не замечала ничего странного, только несколько дней назад В. сказал: "Ой, ты родинку на спине сковырнула." И тут я заволновалась. Нормально так. Клещ, похоже, шведский. Теперь сижу-дрожу, жду результатов проверки клеща... Кучеряво так июль разворачивается. Но, по-моему, хватит уже.

Три плохие новости - по-моему, достаточно на сегодня.

Пришла весть о смерти профессора Айрапетова. Волшебного человека старой научной формации, научного редактора моего перевода "Распада Габсбургской монархии", который подарил мне чудесную неделю интенсивной интеллектуальной жизни в Тамбове. Я никогда не забуду его рассказа о том, как армян гнали из Баку, и того, как он дал мне понять, что очень умный и тонкий человек может не доедать еду на тарелке. И это ничего.

Так ждала уилсоновского "Эдипа", но, по выражению А. "креветок нам не доложили", вернулась домой, стала смотреть срочно "Эдипа" пазолиниевского. У Уилсона вышла "трагедия без трагедии". И саксофон этот такой шестидесятнический что ли, ужасно outdated. Вот флейты, раздирающие мозг, у Пазолини - другое дело. А тут - красиво, никто не спорит. Перемещаются красиво, слева направо, говорят на разных языках, растягивают время, но не вставляет. Думала про "Сивиллу" Янковского - там был путь и перемещение в другое пространство и (извините) катарсис. А тут - как полированный гранит.

Стремительный пролет по стране - Владикавказ-Москва-Ярославль-Хабаровск. Уличные разговоры - Владикавказ - еда, Москва - деньги, Хабаровск - политика (экология, история). Красивые девушки в Ярославле и мужчины - в Хабаровске. Кавказ - провинциально, расслабленно и тревожно одновременно, очень вкусно, по-домашнему, но это не мой дом. А вот Ярославль и Хабаровск ощущаются куда ближе. Первый - условной северностью (таки), второй - безотчетной родственностью. Поняла, что так зацепило там папу. Нюхаю привезенный скрученный в веночек лимонник и понимаю. Он был очарован Приморьем, его непохожестью на южную Брянщину и отстраненный Ленинград, сплетением русской отчаянности и бодрой предприимчивости и хитроватого Востока (Китай там тоже не совсем тот Китай). Амур внушает. Ела бешено вкусную китайскую еду - пожалуй, одно из самых сильных кулинарных впечатлений за последнее время (кровяная колбаса с яблочным пюре в Кёльне тоже была хороша, но это все mild, а тут - настоящее потрясение многообразием и гармонией вкусов). А вообще - много думала (что странно для такой интенсивной трудовой деятельности). Обрывки основных мыслей: страна сильна другими людьми, не вот этими вот; А. - молодец в разных смыслах, "позолотел гвоздик"; коллективная память круче индивидуальной, точнее, полнее ее - это уже последствия встречи с любимыми друзьями в Швеции. Был реюньон, приехали люди, с которыми есть какая-то невероятная связь, плотнее и важнее, чем даже с одноклассниками. Проведенные вместе в 16 лет полтора-два месяца с утра до вечера связали некоторое количество человек из Швеции, СССР, Индии и США странными, неразрывными узами. Даже те, кто на эти встречи не приезжает (а встречи эти сильно отличаются от встреч одноклассников, где каждый боится показаться неудачником и тщательно сравнивает себя с другими, пытаясь понять, насколько лучше или хуже он выглядит и "сыграл"), все равно присутствуют незримо. Поразило, как тогда мы все друг про друга поняли (и как мало изменились, на самом деле), как важно выбрать свой путь (самой стыдно за банальность), как ничего ничего не значит. Но эта девочка с Аляски (племянница Якоба), которая сидела рядом с нами раскрыв рот и ходила хвостиком, увидела вдруг, что есть другой мир разных людей из разных культур, что-то значит. Мы же немножко космонавты - увидели мир сверху, поняли, что он пугающе однороден и хрупок. Еще были невероятные три дня с Ваней. Такой пионерлагерь для двух подруг без обременений, только про себя. Эта жизнь - тоже часть моей жизни. И наоборот. Болтали перед сном, и вдруг Ваня призналась, что моя бабушка в свое время (30 лет назад) стала для нее образом бабушки, которой в реальной жизни у нее не было (в силу очень драматических причин - там отдельная история, но Бергман уже умер, никто не снимет с нужным градусом отчаяния и шведскости), и она до сих пор помнит, как моя бабушка каждый день давала ей клюкву с сахаром, и как это было тепло и трогательно. И про Швецию с ее лагомом вдруг много чего поняла. Путешествия полезны. Даже когда слегка утомительны.