типа "дневник фестиваля" - продолжение + выставка, посвященная переводчикам художественной литературы...

Помучив молодых переводчиков драмы (придется сегодня читать лекцию про историю венгерской драмы, иначе ничего не объяснишь, но ладно: от печки, так от печки, пусть это и венгерская kályha:), сводила их на выставку, которую по-русски назвала бы "Цех художественного перевода". Впечатлили рукописи, правленные переводчиками, особенно Бабич - тот вообще отдельные книжки делал из корректуры, ну и безумные словарики мелкими буковками выписанные (и не говорите мне потом, что это были нормальные люди). Еще отлично выставлены экраны, на которых зафиксирован процесс работы переводчиков - т.е. буквально: что у них появляется на экранах компьютеров, куда залезают в поисках решений. Снять переводчиков худлита за работой - идея близкая к гениальности. Стоишь, смотришь, как коллеги тоже мучаются:))

Визуально тоже здорово сделано. Вот тут метафорами занимаются, например:

А тут корректура работает:

В последнем зале выставки, после вариантов разных, включая театральные, которые можно еще и посмотреть) и видео рассказывающих о своих переводах самых известных сегодня венгерских переводчиков художественной литературы, можно обнаружить жизнеутверждающее стихотворение Ласло Калноки "Смерть художественного переводчика" - завершается словами "Не будьте ко мне милосердны!" Ну и вечером посмотрели "День гнева" Шиллинга. Что можно сказать? Идея про "утром в газете, вечером в куплете", которая так здорово ему всегда удавалась, тут какая-то вялая. История про т.н. "медсестру в черном" - символ протестного движения "низшего среднего класса" превратилась в не до конца артикулированное исследование а) бессмысленности протеста в неолиберальном, равнодушном государстве со стороны виктимизированного наивного младшего медперсонала; б) венгерской женской доли - от уже больной, но ядовитой и пропитанной советским хамством бабушки, через рыхлую (почему Шиллинг постоянно заставляет жену раздеваться на сцене - "это становится однообразно!"), крайне наивную и, будем честными, примитивную в своих желаниях женщину средних лет к молодой хищной дочери, которая выбирает в "этом непростом мире" путь содержанки пожилого чиновника - якобы это дает ей свободу. В общем, не зря после спектакля на Шиллинга набросились скандинавские женщины (а он явно ждал другого поворота:)

Главное, я не поняла, если автор пьесы и режиссер выступает за активизм, "устал/не хочет больше делать театр" (его слова), зачем сводить протест к желанию одной из женщин отомстить своему любовнику, и почему он начисто отказывает обеим зачинщицам протеста в политическом разуме? Т.е. получается эдакий замах на греческую трагедию (особенно визуально в финале), но при этом героиня регулярно сюсюкает (хоцю обратно к младенцам) и раз за разом принимает какие-то идиотские решения?