Вечерок не пропал.

Поднимаясь по лестнице, мы видим, как профессор Б. уже стоит на галерее перед открытой дверью квартиры - он вышел с ходунками, на днях упал выходя из дома, теперь вынужден несколько дней передвигаться только по квартире - и курит. Профессор видит нас, машет. Заходим, я завариваю чай ("Распутин, мне нравится этот чай" - "Там цветочки-травки какие-то?" - "Да, часто его пью"). Садимся. После ритуальных сообщений и расспросов, связанных с общими знакомыми и недавними событиями, спрашиваю про то, про что уже несколько человек спрашивала (с разным успехом); поскольку профессор Б. не большой любитель театра (это мне, в принципе, давно известно), переходим к истории его отъезда, точнее, ухода из Венгрии в декабре 1956 года, когда он, будучи на тот момент сотрудником одного министерства, после месяца раздумий "ехать, не ехать" выписал себе пропуск якобы для инспекции приграничных школ и отправился, как правильный скаут ("Я же старый скаут, я знал эти горы") в деревни поближе к Австрии. Переходя из деревни в деревню, наткнулся на русских - те отвели его к венграм, мол, разбирайтесь, венгры вернули в предыдущую деревню, но к тому моменту профессор Б. уже вычислил, когда ходит патруль, и без особых проблем на рассвете перешел границу. Сразу после перехода сел покурить. Из кустов голос: "Вы венгры?" Несколько человек вокруг откликнулись. Голос попросил помочь перебежчикам с детьми. В Луцмансбурге профессор Б. переоделся - во взятом с собой рюкзаке было черное пальто, шарф и шляпа - и из великовозрастного скаута превратился в молодого исследователя. Достал из ботинка припрятанные 10 долларов, купил 2 банана и бутылку кока-колы ("Это была моя первая и последняя бутылка кока-колы, а ведь тогда ее еще из настоящей коки делали, а бананы я помнил еще из довоенного детства.") Потом были американская миссия в Вене, кафе "Европа" у венской оперы, нидерландское посольство (где можно было отметиться в качестве "друга Нидерландов" - у профессора Б. была в анамнезе небольшая статья про венгров-протестантов, бежавших от турок в XVI веке в Голландию и вернувшихся потом в Трансильванию с новыми знаниями), но в итоге будущий профессор оказался в Геттингене, откуда потом перебрался в Канаду. Потом обсуждали венгерские законы (средневековое право, момент возникновения частных юридических документов как результат соприкосновения двух культур - чаще всего христианской и еврейской - когда надо было фиксировать сделки на бумаге, так как клятвы и честное слово между представителями разных общин уже не работали), абсурдность репрезентативного отбора присяжных (опять же в средневековом обществе присяжные были гомогенны, на их единодушие можно было ориентироваться; сейчас набор по расовому и тендерному признаку абсурден - ведь если они соглашаются, значит, они члены одного сообщества, руководствуются одними и теми же соображениями этически и юридически, а если не соглашаются, то и вердикт вынести не могут). Еще беседовали о близости общего права к средневековому (когда не надо обязательно доходить до суда) и о влиянии кодифицированного наполеоновского права на русскую систему. Потом профессор Б. сетовал на испытываемую им в свои восемьдесят шесть лет скуку ("я все видел, а что не видел, уже не так важно, интеллектуально меня еще что-то может будоражить, но в жизненном смысле, я заскучал"), я предположила, что знание растяжимо, а вот с жизненным опытом может начинать работать генетическая программа на самоуничтожение, и что у людей, побывавших в открытом космосе, например, эта программа может меняться, как у существ, преодолевших свою земную заданность. Профессор Б. повеселел. Мы еще пообсуждали исконную живость и хорошее пищеварение языка, способного перемолоть массу явлений, избавиться от лишнего и развиваться дальше (говорили про Надашди, переводы и Кронгауза). Профессор совсем развеселился, рассказал, как начал курить в 15 лет во время штурма Будапеште, когда с матерью прятался в подвале дома художника Кметти - у них с женой были запасены коробки сигарет, их-то он и начал курить: таскал по одной в надежде, что хозяева не заметят. В общем, вечерок не пропал. Почему-то захотелось это сюда записать.