Столько работала последний месяц, как из Сочи приехала (где тоже, надо понимать, не отдыхала), что даже писать было невозможно. Перевела пьесу, посинхронила в Эрмитаже, попереводила норвежскую министршу труда (турчанка), гульнули с Мюлем (Шинкарев, Белкин - ох, весело посидели, соскучилась по Анатоль Палычу), воссоединилась с Юлей Камчаткиной (детство, Красноармейская, Дубочки, три дочки), сходили с мамой на Гарлемскую оперу (европейские тексты смешно, а как пошел Гершвин - небесное сияние), "Весная священна" в который раз, Bang on a Can, проект в Маяковке, конференция, венгры, еще раз венгры, как пройти в библиотеку, "Видение о Петре Пахаре", "Поверженные буквалисты" (чистый детектив, Suwarrow и Шенгели), София Лагерквист и поп-дизайн, отличный Прасанд (обоих переводила, последний - просто супер, как мне логично и легко, приятно работается с восточными, в широком смысле, людьми, особенно с индусами - вспомнились восьмидесятые, когда много с ними работала).... вчера выдохнули, летели через Хельсинки, зашли в старую оранжерею, что за Finlandia Talo, там перекусывали шведские дети, приехавшие на экскурсию в Хельсинки, Вова их чуть-чуть рисовал: одна девочка (лет по 10 всем) сидела совсем отдельно со своими бутербродами, удивительно красивая - рыжая на фоне всех белесых одноклассниц, фарфоровое лицо, как на викторианских детских портретах, и очень печальная. Вова ее набросал, отдал ей набросок, остальные девочки дико завидовали - явно подгнабливают ее, а тут кто-то обратил внимание только на нее. Когда она убирала, а потом снова доставала свой портрет, лицо светилось. Прямо какая-то сентиментальная зарисовка конца девятнадцатого века. Еще сходили в музей города Хельсинки с милыми проекциями актеров на стены и трогательным комиксом "моя жизнь" про то, как раньше на берегах финских озер все еблось, а потом люди переехали в города, и "приходится нюхать купырь, чтобы вспомнить". Прилетели, наконец, в Будапешт. Хорошо дома:)