писатель или пирожное

Сегодня умер очень важный для меня человек. То есть для мировой словесности он, конечно, более важный. А уж для венгерской - практически оправдание и искупление ее. Но все равно он важный и для меня. Это благодаря его "Семнадцати лебедям" (который так и лежат переведенные мною, но не изданные, потому что всем кажется, будто никто это читать не будет - слишком сложно, много непонятных аллюзий, суки) и безумной Лили Чоконаи двадцать лет назад, когда после окончания университета никакой работы для филолога-хунгариста не было, я осталась с венгерским языком. Просто переводила в стол его роман на протяжении нескольких лет, чтобы не забыть язык. Потому что затейливей - на тот момент - ничего в венгерской литературе не знала, и мне по неопытности казалось, что начинать надо с самого сложного, и самый сложный текст и есть самый сложный текст для перевода. Потом, в процессе перевода уже другой его книжки, я познакомилась с ним самим и словно окунулась в какую-то печальную прелесть. И этот дом его в районе Римских купален, и мягкий голос, и невозможная доброжелательность, и терпеливые ответы на мои, наверное, дурацкие вопросы. И невозможно добрый юмор с теми, кто казался ему "своим", и убийственная ирония по отношению к непонятливым "чужим". И едкость. И безжалостность. И шок от "Исправленного издания" - многие тогда его упрекали, мол, это просчитанный ход, а я все равно считаю: мало текстов честнее и страшнее. И бесконечная учтивость, и этот уже тамошний, нездешний голос, услышанный мною в прошлом ноябре, когда я почти не узнала его при встрече с этой головой-одуванчиком после химиотерапии - после той-то шевелюры. И поразившие меня аккуратные небольшие руки. А про тексты что говорить. Глупо писать что-то про его тексты. Надо их читать. А еще - он один из двух людей в моей жизни, чья любовь к футболу никак не влияет на мое к этим людям отношение, а даже кажется милой.