Снилась бабушка (ГЯ, естественно, Мария никогда не приснится) - уж очень нужна какая-то поддержка, вот и приснилась. Встречала ее на странном (не похожем на реальный) Витебском вокзале, который на деле похож больше на не существующий уже Варшавский (кстати, дико жалею. что Варшавского вокзала больше нет). Потом ехали на чем-то вроде маршрутки через пустой город, похожий на картину Джорджо "Архитектурная ведута" (откуда она появилась. кстати, понятно - книжка, которую, надеюсь, доведется перевести связана с этой картиной органически). Приехали в условный Выборг, вышли с бабушкой на берег маленького - по сравнению с реальным - залива: он весь в ледяных торосах, даже во сне пахнуло холодом. Я все время приобнимала бабушку, спрашивала, не холодно ли ей, но ей, по ее словам, было не холодно. Пейзаж на заливе, полностью замерзшем, был безрадостный, но увидеть бабушку было хорошо и тепло.

 Тяжелые нынче качели: вчера вдруг пошла носом кровь, потом пришло мамино заключение с МРТ - к нему я вообще-то готова, уже и по симптомам врач мне сказала, но в напечатанных на бумаге буквах есть этот элемент необратимости и четче очерченной перспективы (печальной, но не все время печальной, конечно, хотя жизнь мою это снова посылает по нисходящей), потом эта дурацкая история на работе (к утру, конечно, все разрешилось, но вечер я провела на двойной сплошной), снилось всякое - не помню, что хорошо, потом утром опять качели, и опять качели. Ретроградный, мать его, Меркурий...

 И опять про сны. Нечастая, надо сказать, история. Сегодня во сне я путешествовала на океанском лайнере с коллегой. С нами в каюте была еще женщина, которая утверждала, что она то ли капитан, то ли лоцман. В итоге, когда мы добрались до Китая (?), она перешла в другую каюту. Коллеге (СЛ) я несколько раз в течение сна цитировала (и довольно точно, что меня удивило даже во сне) одно из своих самых любимых стихотворений, "Пироскаф" Баратынского. Прямо вот "Завтра увижу я башни Ливурны,/ Завтра увижу Элизий златой", потому что речь зашла о Ливорно во сне. Проснувшись, пересмотрела стихотворение - да, вполне точно по тексту "визгнул свисток его, братствуя с паром, ветру наш парус раздался недаром". Это же где оно у меня так глубоко засело.

Наяву сходили вчера на "Каштанку" в театральный институт. Молодые актеры - всегда другая, свежая энергия. Эдакое слегка вампирское предприятие. Невозможно было грустно: мучительный прямо этот рассказ. Обнять и плакать, что называется. Хотя, разве у Чехова есть немучительные тексты? 

 И еще одно письмо - Агнеш Немеш Надь пишет Балажу Ленделу в марте 1944 года:

"Дорогой, душа моя, как я печальна. Только что прослушала по радио распоряжения,* о которых тебе наверняка уже известно. Какое абсолютное одиночество слышать подобные вещи в такой семье, как моя. Но да ладно, не будем в подробностях. Я "лишена корней", и точка. Главное, что к нам это не относится. Мне до такой степени кажется, что я практически исчезла, как людям иногда кажется в дни рождения или летней ночью под бескрайним, наполненным ароматами небом. "О, как я одноклеточно мала, я - водросль, я рыба, где я, где я?" И что еще хуже сознания нашей собственной ничтожности, я и надежды свои ощущаю ничтожными. Где та литература? Какой она "распадающийся пейзаж на море", как невесома на барашках пены, как чудовищно не нужна. Кому есть дело до Чоконаи и ионийского лада? Кто такие были Ронсар или Хаксли, или даже сам Флобер? А Рильке? Ты чувствуешь, насколько мы "культурно лишние"? Кому мы нужны? Где наше место? Тебе бы научиться пахать, а мне - замешивать тесто, тогда бы мы куда в большей мере отвечали бы потребностям человечества. И я говорю это не с иронической интонацией, но в растерянности, с растущей верой в собственный голос. Я верю, что мы это все переживем. Но что будет потом? Давай же срочно читать романы про пионеров:** научимся рубить деревья, вырезать каноэ, выращивать капусту. Вспомни про Робинзона, как он радовался когда придумал печь картошку, доить коз и соорудить себе штаны из козлиной шкуры. Какой ты будешь красавчик, Балаж, в таких моднейших штанах. Представила тебя себе и немного развеселилась - видишь, какая у меня гротескная фантазия. Я заостряю реальность до такой степени, что она становится ирреальной."

* Речь о распоряжениях 1944 года в отношении еврейского населения Венгрии - эти правила сделали жизнь евреев в стране (уже после целого ряда антиеврейских законов) практически невыносимой.

** Агнеш Немеш Надь имеет в виду американские романы фронтира.

 Незачем. В процессе чтения разных книг про Újhold наткнулась на не очень мне по работе нужную книжку писем из архива Балажа Лендела, одного из основателей журнала. Чем-то зацепило меня исьмо от Магды Сабо, только что вышедшей замуж за Тибора Соботку в июле 1948 года - Ленделу и его тогдашней жене, великой Агнеш Немеш Надь. Письмо какое-то феерическое совершенно по интонации. Фрагмент оттуда: "Что же касается бомбоподобного характера моего замужества - раз оно и в Париже вызвало такой взрыв, можете представить, что было в Пеште. Вам явно не скучно будет, если опишу, насколько оно свершилось в тайне - до такой степени, что моя соседка по съемной квартире Гизике узнала обо всем только когда шофер после бракосочетания поднялся в известную вам квартиру на улице Холд и невозмутимо сообщил твердым голосом: "Барышня Сабо просит два чемодана и сообщает, что, скорее всего, ночевать дома не будет, потому что сегодня днем вышла замуж." По утверждению очевидцев, эффект был невероятный. Подобным образом отреагировали и все остальные. Еще третьего числа мы с Тибором были на каком-то приеме в Союзе писателей - он болтал с народом в одном углу, я - вдругом. Не говорите, будто у меня нет склонности делать личную жизнь по-настоящему личной. А ведь нашей с Тибором истории ровно столько же времени, сколько книге "Агнец" (Bárány) - она началась впрошлом году на приеме в честь Стивена Спендера. Но кто в состоянии заглянуть в глубину человеческих сердец? Да и мы с Тибором оба не склонны трезвонить... Как можете догадаться, свадьба прошла при полном отсуствии пбличности. (Платье мое, Агнеш, было прекрасно!!! Темно-синий костюмчик, из плотного хлопка с белым бантом, длиной почти до щиколотки, полностью приталенный, с баской, огромные белые клипсы-цветы, красная сумочка, красные босоножки, красные  до локтя перчатки из кожи антилопы). Пришла в контору, как положено, к восьми, в одиннадцать ушла домой переодеться, вернулась, поработала до двенадцати. Коллеги даже голов не подняли. Приехало авто с Гиги, Девечери и, естественно, с Тибором, поехали, отдел записи актов гражданского состояния 5-го района, потом "Гундель" (ресторан) в Варошлигет (чудесный столик, Агнеш, с чудесным серебром, фарфором, куча цветов, все, что хочешь, и, конечно, чудесный обед) - вот и все. Надеюсь, вы удовлетворены. Клянусь, вы - единственные, кому я вообще что-то сообщила. Вы же знаете, я не способна на разные декларации." И мы понимаем, это та самая Магда Сабо, которая "Лань/Косуля" и "Дверь" (а я очень люблю эти два романа - второй еще и переведен прекрасно Россияновым).

    

 Поныть. В десятые годы я без конца предлагала издательствам разных венгерских авторов, а они все отмахивались (я храню переписку, все даты/имена зафиксированы, конечно). Теперь ровно этих же авторов хотят издавать уже "монстры", но - не могу уже больше про это - меня как бы нет. То есть, я с самими-то авторами общаюсь, они удивляются, почему не я их перевожу (уже было такое). Но нет, переводы эти получают другие. И вот тут я реально остановлюсь, потому что хочется зафиксировать свое к этому всему отношение, но не можется, точнее, надо бы, но и не надо. И это уже четвертый автор в моей копилке. Испытываю раздражение и даже в некоторой степени некошерный гнев. То есть, у меня найдется, чем заняться, более того, есть сейчас даже много проектов. Но как мне это все надоело. И надоело все время сдерживать свое отношение к коллегам. Сомневаюсь уже и в необходимости это делать во имя продвижения венгерской литературы. Ок, ладно, работаем дальше.

 Вот же ж любопытно. Забавно бывает почитать переводы, которыми баловались/перебивались разные поэты, когда свое было не очень издать, зато с подстрочником можно было заделаться переводчиком с любого. Невеселое впечатление произвели на меня, к примеру, переводы Ахматовой из Ивана Франко (а он любопытный). Но я не об этом:) Нынче - немножко впустую, как потом оказалось, хотя, может, и не впустую - читала разные переводы Эндре Ади и в сборнике 1981 года, изданном с хорошим предисловием Малыхиной и Иштвана Кирая, но без оглавления и указания переводчиков прозаической части (очень странно) наткнулась на текст Юнны, прости господи, Мориц - "Моя невеста". Понятно, что переводила по сделанному кем-то и, похоже, качественному подстрочнику, но как-то уж больно похоже на нынешние ее излияния (поприличнее, конечно, но тем не менее): "Да будь она хоть шлюха площадная,/Но пусть до гроба  - мне душа родная"- у Ади вполне резко тоже, но тут как будто ее собственный голос.

 Плотненько идут сны, плотненько. Сегодня во сне "навестила" лялину квартиру по странному поводу - возникла какая-то непонятная маленькая венгерская девочка, которой надо где-то жить, я предложила ей пожить в лялиной квартире. Мы с ней туда приходим, а там некоторая разруха, давно не убирались, в смысле. В спальне пол закрыт плотным полиэтиленом, но по все спальне, расширяющейся в пространстве, растут большие платаны, с них нападало листьев на пол. Мы с девочкой обсуждаем, что будем жить в этой квартире, и вставать придется рано, часов в пять с чем-то, ведь нам надо будет ехать - ей в школу, мне - на работу. Отвожу девочку в ванную и туалет, потом она пытается поспать, но тщетно - из шкафа вдруг начинают выходить люди - словно бы они используют квартиру по утрам - как если бы шли из метро дальше (в прихожую и на выход). Проходя мимо кровати какие-то две женщины возмущаются грязью вокруг, мол, вот не следит хозяйка, сколько мусора. Успеваю во сне подумать, что наступает пора ранних вставаний.

 Срочно надо записать сегодняшний сон. Рамка - как бы я относительно молодая мать с детьми и несколько бестолковым мужем, у нас новый дом, но муж только гордится тем, что этот дом есть, однако ничего связанного с благоустройством делать пока не собирается. Дом загородный, недалеко от него железная дорога. Я по каким-то своим делам перебираюсь через насыпь, идя к лесу и... попадаю в условный загробный мир. И вот тут начинается содержательная часть сна. Теперь уже я - это я. Загробный мир выглядит как улица, две стороны которой представляют собой нечто вроде бесконечных двух домов (возможно, таких улиц множество, но я вижу конкретно одну) - дома похожи на массовую застройку 1930-х - ровные, без декора, этажей 3-4, оштукатуренные. Внутри - смесь больницы и барака: большие палаты, в которых есть койки и больше ничего. В одной из палат мне навстречу выходит Мари (Мария Силади-Майер) - моя хорошая подруга, которую хоронили в начале 2023 года. Она тут в молодом довольно возрасте (я видела ее молодые фото в реальности), только с длинными белыми волосами почему-то. Мы с ней долго и живо беседуем. Я рассказываю, как мне ее не хватает (чистая правда - я вчера ее вспоминала в связи с театральными делами, вот она и приснилась мне), она - описывает устройство местной пост-жизни. Ей повезло, с ней в "палате" есть одна из ее близких подруг - так-то найти кого-то знакомого здесь практически невозможно. Мы сидим, болтаем, ощущается все очень приятно. Мертвых вокруг много - с одной из соседок Мари мы перешучиваемся на тему: что-то вас тут-многовато - можно подумать, у вас там, на Земле народу мало. В целом Мари здесь неплохо, только очень много малознакомых вокруг. Можно всюду ходить-передвигаться, но разнообразие условного ландшафта невелико. Я спрашиваю ее, все ли равны в смерти. В ответ она дает мне некое подобие VR-очков (тоже понятно, откуда они возникли в моем сне - позавчера всплывали в ходе судорожного просмотра материалов к неудавшемуся переводу - см. соответствующую запись). Я их надеваю и оказываюсь в такой же "палате", только там все мертвые очень старые, полуголые и все беспомощно лежат на койках. Все они раздражены, агрессивны, на вошедшую меня реагируют агрессивно, какой-то старик или старуха даже пытается напасть. Мари поясняет, что это люди, пользовавшиеся при жизни большими богатствами и всеми возможными благами. Теперь же их пост-жизнь мизерна, они ни с кем не общаются, даже между собой. Просто лежат все время в своих больничных рубашках или набедренных повязках иссохшие и старые. Мы с Мари еще говорим про детей, она расспрашивает меня про мои дела, но я рассказываю ей не про свои реальные дела, а про заботы той "рамочной" мамы с детьми и недотепой-мужем. Приходит время мне собираться обратно. Мари подводит меня к окну (третий примерно этаж) - внизу какие-то рабочие копают яму, в яме песок. "Прыгай," - велит Мари. Я не без страха выпрыгиваю из окна, и как это бывает в клипах или кино, когда герой проходит через толщу песка, проношусь сквозь песок и обнаруживаю себя у все той же насыпи. 

Такой сон.

 Про миллион вещей хочется написать, но напишу про сегодняшний сон, точнее, часть сна, потому что там была куча микросюжетов в рамке пребывания в одной из моих сновидческих версий Петербурга (той, где на Театральной площади есть какие-то еще другие большие здания, кроме Мариинки и консерватории), и еще театры. В этом фрагменте я куда-то в публичное место сначала шла по Невскому, взяв с собой на мероприятие Йосю (он не очень хотел, но сидел у меня на руках), а потом, когда мы шли обратно, начался дикий ливень, и Йося был смешной мокрый (какой он бывает, если помыть - можно догадаться, это происходит нечасто), но теперь уже послушно сидел на руках, потому что это для него была хотя бы какая-то гарантия безопасности.

Вчера была самая, возможно, странная история с переводом в моей карьере: умоляли-просили подхватить перевод, потом оказалось, что это какая-то мутная крипта, люди между собой на своем, начали на русском, потом перешли на английский, тут у меня реально забарахлил зум (и слава богу, честно говоря). Ощущение от людей было непрятное до такой степени - нормально так позвали попереводить в паре рус-венг, потому вдруг бац! давай анг-венг. Есть ощущение, что меня уберегло.

 Что-то сны идут плотной стеной. Вчера поговорила с другом перед сном - приснилось, что мы у него дома на вечеринке, куда вдруг приехала его жена (в реальности - бывшая) - она как бы социально порхает, видно, что друг ей уже нафиг не сдался, а он трогательно и беспомощно пытается оказывать ей знаки внимания. Кругом много книг (в реальности он тоже постоянно окружен книгами). И я принесла ему книгу - эдакий словарь, но такой, скорее, словарь как портрет эпохи, с длинными словарными статьями, больше походящими на эссе. Мы все увлеченно начинаем их читать. Много людей, каких-то сентиментальных поздравлений: вроде бы у друга даже день рождения, но я не уверена. Мы смотрим вместе с помощью проектора какие-то видео на стене. Общее ощущение невозвратной прелести общих праздников.

В реальности в разговоре речь шла о саморазрушении его и моих друзей, которые сейчас прямо, на наших глазах (или удаленно, но мы в курсе) стремительно летят в тартарары, а еще о том, как мы печалимся от своего бессилия и тоскуем по ним прежним.

Это я к тому, что часто сны - чистая иллюстрация.

 Сегодня приснился сон, который был бы мне понятен в большей степени, будь я фанаткой манги или комиксов (но нет). Я где-то иду, мучимая неким вопросом уровня "зачем мы все?" Условный голос сверху говорит мне: "Иди на перекресток трех дорог, там найдешь ответ на свой вопрос". Иду перекресток где-то в лесах. Когда я дохожу до перекрестья, меня вдруг поднимает вверх и трансформирует в нечто иное: я с удивлением смотрю, как у меня руки и ноги превращаются в такие мускулистые конечности, как у бодибилдера, меня одевает в подобие купальника боксеров или даже, скорее, такой спортивный костюм прилегающий с короткими рукавами и шортами. За спиной вырастают не слишком внушительные, даже жидковатые какие-то крылья. Я теперь как бы некий бесполый ангел. Следующий кадр - я в каком-то городе, хожу между людей, они меня явно не видят, но я не то чтобы бестелесна, могу трогать, двигать предметы. Бродя по улицам, встречаю товарища/товарку по несчастью - женщину (не факт) тоже невидимую и с крыльями, она одета во фланелевый халат в цветочек. Мы начинаем бродить вместе. Такой сон.

 Сейчас прочла пост Мирослава Чемоданова про то, как он ходил в суд (его избила в Нью-Йорке банда мелких подростков). Он как-то очень хорошо про это написал. И меня триггернул. Совершенно ясно вспомнила свою историю - я ее не то, чтобы забываю, но не все время о ней думаю и в парадные заходить не боюсь, все проработано самостоятельно, тсзть, -  того человека, который уже 23 (!) года назад набросился на меня в моем же подъезде с бейсбольной битой и колошматил меня по голове, пока я не упала, а потом забрал сумку (со смешными деньгами, тетрадками и парой сидеокассет для студентов) и убежал - потому что Зурабович (сосед со второго этажа, он уже не жив, кажется, спасибо ему всегда) открыл дверь на мои крики. А я лежала у лестницы, и мне казалось, что я ухожу, точнее, что меня засасывает в какую-то трубу, но я усилием воли заставила себя вернуться, хотя можно было и туда - страшно не было, даже и больно в тот момент не было, как будто все происходило не со мной. На мне тогда был бордовый вязаный берет, очень мне нравился, потом мне его так и не вернули в полиции, хотя никто этого козла и не искал. Следователь (я потом узнала, что он - сын моей завкафедрой из Кулька, по блату мальчик на юридическом, ее потом уволили, интересно, дошло ли тогда дело против нее до уголовки за бешеные бабки? Думаю, нет) посоветовал мне (уже потом, когда я с ушибом мозга лежала дома) пойти в Юсуповский сад, "где все эти наркоманы тусуются," вдруг узнаю среди них того, кто так почти успешно старался меня убить. А пока меня увезли на скорой (мама с Сашей были наверху и ничего не слышали, но соседи до них дошли, я уже не могла), и привезли в Покровскую больницу, где сгрузили в угол, и я постепенно истекала кровью, а в приемном покое меня не хотели регистрировать со словами: "Пьянь какую-то привезли", просто бросили и все. И я поняла, что тут реально можно умереть, встала, по голове текла кровь (лопнула кожа, крови было много) и, как зомби, пошла к регистратуре со страшным (как мне казалось, может, и правда, страшным) криком заставила меня зарегистрировать - тут уже меня обрили наголо и зашили (не очень), положили в палату (это отдельная песня). Тут уже приехал Вова. У меня есть фотография, где я сижу с перевязанной головой (один вовин приятель из присущего ему природоведческого интереса меня тогда снял - мне и сегодня кажется, что не надо было этого делать). С тех пор у меня больше никогда не было кос. Я их потом фантомно чувствовала. И даже иногда сейчас просыпаюсь с ощущением, будто они у меня есть. В принципе, я даже благодарна за этот опыт. Но не до такой степени. Что можно понять из этой истории? Что я ни на кого не надеюсь и просто так не сдамся.